В годы Великой Отечественной войны на территории Беларуси оккупационными властями было создано более 260 лагерей смерти, их филиалов и отделений. На территории современной Брестской области самым крупным лагерем для гражданского населения являлся Колдычевский.
В начале марта 1942 г. в 18 км от г. Барановичи по шоссе Барановичи – Новогрудок по инициативе барановичского СД начались работы по переоборудованию имения Колдычево (ранее принадлежало депутату польского Сейма Шалевичу) под концентрационный лагерь. Для этих работ использовались жители близлежащих населенных пунктов и узники барановичского гетто. Насильно мобилизованные для установки ограды лагеря около 30 жителей окрестных сел после окончания работ были расстреляны [15, с. 59].
Территория лагеря была в несколько рядов огорожена колючей проволокой, оборудована пулеметными гнездами. Ночью охрана усиливалась дополнительными огневыми точками и патрульными нарядами вокруг лагеря [3, с. 5]. По некоторым данным охрана лагеря обеспечивалась также дзотами и вкопанными в землю танками.
Уже в марте 1942 г. в Колдычевский лагерь была доставлена первая партия узников – около 400 заключенных из переполненных Барановичской и Столбцовской тюрем.
В административном смысле лагерь был подчинен непосредственно командиру полиции безопасности в Минске [12]. По данным польского исследователя А. Галиньского до осени 1943 г. комендантом лагеря был Сергей Бобко, после чего на этой должности его сменил штурман СС Франц Йорн. После того, как Йорн занял должность коменданта лагеря, Сергей Бобко стал руководителем лагерной охраны, осуществляла которую 7-я рота (по другим данным 4-я) 13-го белорусского полицейского батальона СС при СД [1, с. 174; 7, с. 139].
Узники лагеря размещались в бараках, хозяйственных строениях. В специально построенной тюрьме насчитывалось 12 камер. По данным исследовательницы Н.А. Яцкевич, основанных на акте Барановичской городской комиссии о массовом уничтожении советских граждан, около 60% узников Колдычевского лагеря находились под открытым небом [16, с.65]. Однако эта информация не подтверждается другими источниками.
Партизан и лиц, подозреваемых в помощи партизанам, представители местных полицейских структур, – в том случае, если немедленно не расстреливали или, что также случалось, не вешали публично, – сразу отправляли в Колдычевский лагерь. Аресту зачастую подвергались и их семьи. Среди других категорий узников были участники польского сопротивления, евреи, лица уклоняющиеся от трудовой повинности. Часто для ареста и отправки в лагерь было достаточно одного доноса.
На основе ряда эпизодов более подробно рассмотрим причины ареста и заключения в Колдычевский лагерь гражданского населения.
Г. Потаева, дочь узника Колдычевского лагеря: «Отец попал в лагерь Колдычево за то, что передал партизанам оружие, которое мы, дети, во время отступления Красной Армии принесли из брошенного на дороге грузовика. Отец смазал оружие, завернул в ветошь и закопал, а потом переправил в лес с группой партизан, в которой был и парень из соседней деревни. Этот парень, мертвецки пьяный, попал в руки полицаев и начал выдавать тех, кто помогал партизанам» [11, с. 4].
С.М. Новик-Пяюн, бывший узник лагеря: «25 ноября 1943 года за связь с партизанами и подпольщиками я был арестован Слонимским СД по доносу провокатора».
Бондаренко М.Е., бывшая узница лагеря: «Вся наша семья была связана с партизанами. Брат и я доставляли им медикаменты. Я стирала им белье. Однако один предатель выдал нас. Меня схватили и отправили в Колдычево» [10, с. 245].
В начале апреля 1943 года деревня Перехрестье Ляховичского района была окружена полицией и жандармерией. По доносу солтыса арестовали 11 человек, в том числе и Сакуть П.С. Арестованных доставили в барановичское СД, а затем в Колдычевский лагерь смерти.
Н.К. Юрчик в мае 1942 года старостой деревни Грабовец Барановичского района был послан с другими ребятами, которым было по 15 лет в карьер близ деревни Русино загружать на автомашины шпалы для железнодорожных путей. Работы велись под контролем немецких полицейских. 21 октября 1942 г. Николай Юрчик не вышел на работу, за что был схвачен и помещен в тюрьму г. Барановичи, а спустя несколько дней его доставили в Колдычевский лагерь.
Я.Ф. Демьянец (Навра), бывшая узница лагеря: «Мой отец – Навра Феликс Матвеевич работал инженером мыловаренного завода, мать – Навра Анеля Петровна – медсестрой в больнице. Квартира наша была явочной для партизан спецотряда «Орловцы». Партизанам отец передавал необходимые сведения, снабжал продуктами, мылом, медикаментами, одеждой, обувью. По доносу соседа-полицая в феврале 1944 года отца арестовали и после пыток в гестапо доставили в концентрационный лагерь «Колдычево». За нашей квартирой постоянно следили полицейские и арестовывали всех, кто к нам приходил".
С февраля 1944 года были арестованы и брошены в Колдычевский лагерь смерти брат отца – Навра Казимир, муж сестры отца – Лещинский Бернат, брат мамы – Юник Петр... Меня вместе с братом Андреем двух лет, мамой Наврой Анелей, тетей Юник Марией арестовали в начале мая 1944 года и отправили в концентрационный лагерь» [15, с. 78-81].
В апреле 1944 года полицейские арестовали православных священников братьев Хильтовых, помогавших партизанам. Их жены решили ехать в барановичское СД и узнать о судьбе родных. Там их самих арестовали и отвезли в Колдычевский лагерь, где уже находились мужья [5, с. 7].
С мая 1942 г. Главное управление безопасности Третьего рейха начинает т.н. «Polenaktion» (польская акция) – целенаправленную репрессивную акцию, которая основывалась на «чистке» администрации от лиц польской национальности, подозреваемых в связях с польским сопротивлением. Этой акции сопутствовали физическое уничтожение и насилие. При этом нередко жертвами террора становились люди никак не связанные с подпольем.
В июле-сентябре 1942 г. в Колдычево были доставлены представители польской интеллигенции, арестованные в ходе проведения первой фазы «польской акции» в Клецке, Слониме, Столбцах, Ганцевичах и др. населенных пунктах. Эти узники лагеря были изолированы от остальной массы заключенных.
После того как в конце 1943 г. между барановичским СД и руководством действовавшего на этой территории отряда Армии Краёвой была достигнута договоренность о сотрудничестве в борьбе с советским подпольем и партизанами, аресты поляков приобрели меньший масштаб, но не прекратились. Так, к примеру, в мае-июне 1944 г. 57-м полицейским батальоном в Городище было арестовано около 150 поляков. Все они были направлены в Колдычевский лагерь и здесь уничтожены [10, с. 238]. 17 декабря 1942 г. в Колдычево из Барановичей было доставлено 210 специалистов-евреев, работавших до этого в мастерских Барановичского СД. По разным оценкам в лагере одновременно содержалось до десяти тысяч заключенных.
Комендант и охрана лагеря с первых же минут пребывания в нем узников, стремились подавить всякую волю к сопротивлению, не останавливаясь при этом ни перед какими мерами. В своих воспоминаниях Григорий Маркович Бреслав следующим образом описывал первые минуты пребывания в Колдычевском лагере: «Выстроив нас в 2 ряда как солдат, нам объявил комендант лагеря Степанюк (фамилию и должность мы потом узнали) что находимся в концентрационном лагере «Колдычево». Режим строгий. Повиновение должно быть безоговорочно. За малейшее нарушение расстрел. Для подтверждения своих слов и чтоб нагнать страх на нас, двух человек он вытянул из строя и тут же на месте расстрелял из револьвера. Остальным приказано было стоять на месте, не шевелиться и не разговаривать» [6, л. 1].
Бывшая заключенная Мария Ивановна Ермакович сообщила: «Когда я прибыла в лагерь, то у входной будки увидела изуродованный труп мужчины. Он лежал, как мне потом рассказали, два дня. Потом я узнала, что это был труп врача Назарова из местечка Новая Мышь. Около лагерной тюрьмы была виселица, а рядом с ней юноша 16-ти лет, который все время кричал: «Удирал, догнали...» Когда голос слабел, его избивал рядом стоящий полицейский. Вдоволь натешившись, этого юношу повесили, и труп его в течение нескольких дней не снимали» [10, с. 229].
В суде военного трибунала бывший узник лагеря Ефим Сельвестрович Костюк показал: «Меня и жену барановичское СД арестовало. Трудно передать все то, что мы перенесли. Нас и еще 6 человек привезли в Колдычевский лагерь. Встретил машину Калько. Без всяких причин он ударил жену по голове и проломил ей череп. Она с трудом выжила, но на всю жизнь осталась инвалидом. Я не успел заступиться за жену, как меня сбили с ног. В сознание пришел в темном вонючем бараке» [15, с. 162].
После прибытия в лагерь, узники должны были нашить на одежду специальные знаки, дифференцирующие их по степени опасности для оккупационных властей. Знаки носили на спине и груди, а мужчины, кроме того, на правой стороне брюк. Степень опасности определялась по числу светлых полосок на черном 10-сантиметровом квадрате ткани. В первую очередь уничтожению подлежали заключенные, имевшие на квадрате три полоски. Евреи носили по две желтые полоски спереди и сзади одежды размером 80 на 20 мм.
Подъем в лагере производился в 6 часов утра. После подъема проводилась проверка заключенных. Всего в течение дня проводилось не менее 9 проверок. Все они, как правило, сопровождались избиениями и издевательствами над узниками. За малейшую провинность, часто надуманную, узников Колдычевского лагеря избивали дубинками, травили собаками, а могли и просто убить. Заключенный Г. Бреслав был избит за то, что во время доклада на немецком языке использовал польский речевой оборот. Один из подростков-заключенных, смотревший в небо на пролетающие самолеты, был задержан охранником за то, что якобы подавал сигналы вражескому летчику. За это «преступление» подросток был подвергнут страшной пытке [9, с. 117].
Периодически полицейские развлекались, устраивая «игры». Они могли заставить узников несколько часов прыгать на полусогнутых ногах с вытянутыми руками, изображая лягушек. Эта «игра», названная «жабками», была наиболее популярна у охранников. Если, по их мнению, кто-либо из узников прыгал недостаточно энергично, он «подгонялся» дубинками. Еще одним развлечением для охраны была «игра» в «кавалерию». Группа заключенных должна была изображать наступление и бой кавалерии. Узники «лошади» должны держать на плечах «кавалеристов». «Кавалеристы» же должны были наносить друг другу удары. «Лошади» часто не выдерживали и падали вместе с седоками. За это узники могли быть избиты.
Беспредельная жестокость, садизм коменданта и охраны лагеря вызывали протесты даже у отдельных представителей оккупационных властей. По некоторым данным фельдкомендант Барановичей предпринимал меры для ликвидации лагеря, но не смог добиться разрешения на это у фон Готберга [12]. Бывший узник С. Родкоп вспоминал, что летом 1942 года подслушал на территории лагеря разговор группы немецких солдат с шефом-комендантом Колдычевского лагеря Йорном. Когда они осматривали лагерь и увидели, как издеваются над узниками, один из немецких военнослужащих, видимо, от имени всей группы, заявил коменданту, что позор его черных дел ляжет на всю Германию и его трудно будет смыть [14, с. 55].
Узники Колдычевского лагеря работали на кирпичном, мыловаренном, бондарном, и других производствах, а также на полях и добыче торфа. Заключенные выполняли различные работы по разгрузке и погрузке металла, стройматериалов. В лагере были созданы цеха: портняжный, сапожный, столярный, кожевенный, кузнечный, часовой и ювелирный, где использовался труд квалифицированных узников.
Рабочий день в Колдычево составлял 10-12 часов. Нормы выработки были высокими. Например, на добыче торфа мужчина должен был за день доставить в лагерь 1550 плиточек торфа, а женщина – 1150.
Заключенных кормили три раза в день. Как правило, это была похлебка – "баланда" – заваренная в воде ржаная мука с различными добавками: свеклы, картофеля, крапивы, лебеды. На сутки узникам выдавали по 150 г. эрзац-хлеба, а позже, в 1944 г., по 140 г.
Недостаточное питание, изнуряющий труд, плохо отапливаемые помещения для содержания узников, практически полное отсутствие медицинской помощи, неизбежно вызывали эпидемии инфекционных заболеваний (сыпной тиф, дизентерия). Любую свою болезнь, либо недомогание узники старались по возможности скрыть, т.к. знали, что нетрудоспособные заключенные подвергаются уничтожению. По свидетельству Г. Бреслава одним из первых приказов Йорна на посту коменданта, стал приказ о расстреле больных узников [6, л. 4].
Для уничтожения узников использовались также «газенвагены» (душегубки), которые периодически получало из Минска в свое распоряжение барановичское СД.
В ноябре 1942 года в Колдычево была построена кремационная печь, в которой было сожжено 600 трупов заключенных, привезенных из Барановичской и Столбцовской тюрем. В акте Барановичской городской комиссии о массовом уничтожении граждан от 1 января 1945 года отмечено, что действие печи было не эффективным, и поэтому «после сожжения 600 человек заключенных действие печи было прекращено, а 6 человек заключенных, строивших ее, умерщвлены» [10, с. 231].
Некоторые узники переводились в другие места принудительного содержания. Часть наиболее здоровых и физически развитых узников из Колдычево была отправлена на работы в Германию. Известны случаи транспортировки узников в другие лагеря смерти. Так, к примеру, арестованный за сотрудничество с партизанами Павел Михнюк, спустя две недели после попадания в Колдычевский лагерь был переведен в Тростенец.
Несмотря на те значительные меры, которые были приняты по охране Колдычевского лагеря, он не был полностью изолирован от внешнего мира. Части заключенных было разрешено принимать передачи от родственников. Известны случаи выкупа узников из лагеря у охраны за деньги, либо ценности. Не были редким явлением и побеги заключенных. Самыми крупными были новогодний побег 1944 г. и побег группы узников-евреев 24 марта 1944 г. В ночь на 1 января 1944 года, когда большинство охранников отмечали Новый год, партизаны проникли в лагерь и открыли двери двух бараков. Более 50 узников оказались на свободе. Часть из них была задержана охраной лагеря и после жестоких пыток убита.
По свидетельству Яна-Юзефа Кузьминьского отрядами АК и советскими партизанами готовилась акция по освобождению узников и уничтожению Колдычевского лагеря. Однако возникшие в 1943 г. между этими двумя силами острые противоречия сделали невозможным осуществление данного плана [2].
30 ноября 1943 г. после расстрела в Колдычево большей части специалистов-евреев, доставленных из мастерских барановичского СД, тем, кто был оставлен в живых, руководство лагеря сообщило, что отныне они являются рабочими лагеря. Для этой группы численностью в 95 человек был отведен отдельный барак. Желтые заплаты, которые носились до этого, заменялись новыми знаками, не отражавшими национальную принадлежность. Уже с января 1944 г. данная группа узников во главе с Романом Фридманом начинает подготовку побега [6, л. 14].
В ночь на 24 марта 1944 года узники блока через заранее подготовленный и замаскированный лаз в нижних венцах гумна, под которым еще раньше был сделан подкоп, цепочкой по одному по строго установленной по жребию очереди бесшумно (деревянные колодки на ногах обмотали тряпками), пробежали в подвал кожевенного цеха, находившегося в метрах 20 от ограды. Оттуда через отверстие в полу под чаном для замачивания кож, из которого работавшие здесь узники накануне выпустили воду, проникли в цех. Подготовленная группа быстро разрезала колючую проволоку ограды и через созданные ворота, строго по очереди, беглецы выбрались на свободу. Так как побег тщательно готовился, руководители его сумели подкупить одного из охранников, чтобы в условленное время он отвлек часового. Это дало возможность в считанные минуты прорезать ход в ограде из колючей проволоки и благополучно уйти 91 беглецу [14, с. 58].
На следующий день в результате облавы 10 человек были схвачены. В ходе судебного процесса один из охранников лагеря Кухта показывал: «Я помню, что было нами задержано 10 человек, мы их доставили в лагерь. В этот же день они были замучены, забиты палками. Трупы евреев сложили в одном месте, после чего по приказанию Бобко мы пригнали из барака и из бункера всех узников к этим трупам и гоняли заключенных возле трупов, заставляли, чтобы узники толкали трупы ногами и повторяли: «Я не побегу». Делалось это для того, чтобы узники боялись совершать побеги из лагеря" [8, с. 3].
Весной 1944 года в лагере началось строительство еще одной кремационной печи. Однако крупное наступление Красной Армии привело к свертыванию проекта. Строящаяся печь была взорвана, а около двадцати человек, обслуживавших ее, уничтожены.
Перед отступлением немецкой армии в ночь на 27 июня 1944 года была начата акция по ликвидации лагеря. За три дня в самом лагере было расстреляно около 1000 человек, в урочище Погорелец – еще 1000.
Администрация лагеря организовала масштабные работы для сокрытия следов своих преступлений. Большинство зданий в лагере были взорваны. Уничтожалась лагерная документация. Могилы уничтоженных узников лагеря маскировались под окружающий ландшафт, сравнивались с землей, утрамбовывались и засевались травами, засаживались деревьями и кустарниками.
При ликвидации концлагеря, 300 узников немцы, отступая, взяли с собой – надо было управлять повозками с эвакуируемым имуществом, выполнять различные работы. На территории Слонимщины колонна подверглась налету советской авиации. Большинству узников удалось бежать [11, с. 4].
Согласно «Акту Барановичской городской комиссии о массовом уничтожении немецко-фашистскими захватчиками советских граждан в г. Барановичи и его окрестностях и о вывозе местных жителей на каторгу в Германию» в Колдычевском лагере смерти было уничтожено 22 тысячи человек.
Via
Сообщения
3 комментария:
Добрый день. замечательная статья, спасибо огромное ) а продолжения вы случайно не писали? я подобную инфу давно искал, наконец нашел, очень буду благодарен, если ткнете носом, где про остальные цвета посмотреть можно.
Чытаў польскю кнігу Гальперына, пра Баранавічы і ваколіцы за акупацыяй. Дык вось тамака сьцярджаецца, што намеьснік лягэра Степанюк, вызваліў яго з турмы СД. Пасьля Сьцепанюк зьехаў на Захад і ў 1960-х быў апазнаны на вуліцах Ўроцлава. Але за яго заступіліся зь дзясятак габрэйскіх сем'яў з ЗША. Як выявілася ён паціху адпускаў вязьняў з лягэру. СССР патрабавала перадаць злачынцу назад. Але палякі самі асудзілі Сцепанюка на 25 гадоў вязьніцы. А ў 1980-м яго вызвалілі. Ён нават пару год пажыў на свабодзе. Вось так... дзе праўда?
У сэнсе Вы даруеце нацыстам и калябарантам усё дзеля прыватных выпадкау?
Отправить комментарий