Интересно, как поиск нейтральной терминологии по этим процессам обязательно сопровождается адаптацией этой терминологии какой-нибудь местной "идеологизированной" группой для целей своего "культурного творчества". Терминология в этом деле бывает особенно важна, все в восточной Европе - "нации поэтов", языковые и литературные проекты. "Русины" "Шимова" и нынешняя русинская инициатива в Закарпатье (требование создать автономную республику в составе Украины) - последняя забавная "ситуация". Нет, понятно, безусловно, что Ярослав знал про русинское национальное движение и что нынешний всплеск этого движения в Закарпатье не связан с текстами Ярослава. Статья писалась до того, когда эта проблема не актуализировалась в нынешней политической форме. Если бы статью Ярослав писал сейчас, наверное искал бы иной термин вместо "русинов".
Но тогда был бы риск появления очередного национального ориентированного, свядомага то бишь, "кола", которое бы создало свою национальную мифологию из этого - иного чем "ярославовы русины" - термина и даже концепта. "Полешуки", например, если бы он использовал этот термин, как у Шпилевского применительно к современной Беларуси, но "расширил" на всю ВЕ, или "носители праканцелярского славянского языка ВКЛ", "слаяноязычные балты по происхождению" или просто "тутэйшие".
С другой стороны, читал прикидывал, сколько уже существующих устойчивых национальных мифологий могут адаптировать схему, например, этой статьи Ярослава в "себя" (т.е. в свою "национальную культуру", конечно). Штук 7-8, наверное найдется в их нерадикальной, правда, форме.
Нейтральный взгляд и терминология по национальным местным вопросам разрушают все местные национальные мифы и враждебны всем "свядомым колам". Основная, кстати, угроза этим "колам" от европейской интеграции - в распространении этой своего рода секуляризации культуры местных интеллигентских групп за счет требованием придерживаться "научной истины" в своих текстах. Сам по себе "научный подход" меняет цель создаваемого местными "элитами" "проекта", "текста". "Объективный подход" требует от местных "творцов" нацелиться на изменение реальности, а не "сознания" "своих народов". Только почему-то эту секуляризацию местных культур от господства "свядомых" в общем сект принято называть "либерализацией". Но это, видимо, такая же конъюнктурная своего рода путаница в терминах, как в свое время "строительство социализма" применительно к развитию стран ВЕ после 2МВ.
***
Габсбургское наследие Западной Украины
Ярослав Шимов
Самые западные регионы современной Украины — Галиция, Буковина и Закарпатье — до 1918 года были самыми восточными провинциями Австро-Венгерской империи. Без малого полтора столетия (а Закарпатье — намного дольше) они находились под скипетром Габсбургов, чья внутренняя и внешняя политика в XIX — начале XX века не могла не оказать влияния на становление идеологии украинского национализма и развитие национальной культуры и языка не только этих областей, но и, в определенной мере, всей Украины.
Галиция отошла к Габсбургам в результате первого (1772) и третьего (1795) разделов Речи Посполитой (во втором разделе Австрия не участвовала) [1] . Буковина в 1774 году была отвоевана Австрией у османской Турции и присоединена к Галиции; в отдельную провинцию она была выделена в середине XIX века. Характерно, что Мария Терезия, в царствование которой произошел первый раздел, выступала против уничтожения польско-литовского государства и с большим огорчением уступила прагматичным доводам своего сына и соправителя Иосифа II. «Только слабость турок, тот факт, что мы не могли рассчитывать на помощь Англии и Франции, опасения относительно возможной войны с Россией и Пруссией, бедность и голод, обрушившиеся на наши земли, принудили меня к тому неправедному шагу, который запятнал мое правление и отравляет мои дни», — жаловалась королева. Впрочем, как с присущей ему язвительностью заметил давний соперник Габсбургов, прусский король Фридрих II, «она плакала, но свое брала» [2] . Относительный либерализм габсбургского режима, чья политика на территориях бывшей Речи Посполитой была заметно мягче российской или прусской, возможно, в какой-то мере объясняется именно тем, что «Галиция и Лодомерия» были присоединены к дунайской монархии по сугубо геополитическим соображениям. Во всяком случае, Габсбурги не искали идеологических обоснований этого шага. Для Пруссии же участие в разделах являлось продолжением давней германской стратегии «натиска на восток», а Российская империя утверждала, что она возвращает земли Западной Руси, захваченные некогда Литвой и Польшей.
Поначалу из-за этнической и культурно-языковой принадлежности дворянства Галиции эта провинция воспринималась в империи Габсбургов как польская. Что касается Закарпатья, то оно уже в начале XIII века вошло в состав Венгерского королевства, где доминирующая роль давно закрепилась за культурой венгерской [3] . Восточнославянское население этих земель — потомки жителей Галицко-Волынского княжества, бывшего частью Киевской Руси, на тот момент не осознавали себя единым этносом. У них сформировалась лишь локальная, т. е. связанная с местом проживания, языковая и конфессиональная идентичность (в этом регионе начиная с XVII века преобладало грекокатолическое, или униатское, вероисповедание). По словам известного чешского исследователя Мирослава Гроха, такая ситуация вполне типична для Центральной и Восточной Европы, где «чужеземный» правящий класс доминировал над этническими группами, которые занимали компактную территорию, но не имели ни собственной знати и политических институтов, ни продолжительной литературной традиции [4] .
Вопрос о (само)названии восточнославянского населения провинций, отошедших в результате разделов Речи Посполитой к России и империи Габсбургов, одновременно и ясен, и достаточно запутан. Речь идет о тех, о ком еще в XVI веке писал австрийский путешественник и дипломат Сигизмунд Герберштейн: «...Народ этот, говорящий на славянском языке, исповедующий веру Христову по греческому обряду, называющий себя на родном своем языке Russi, а по-латыни именуемый Rutheni» [5] . Но и во времена Герберштейна в разных восточнославянских землях слово Russi/русские/русины имело разный смысл, который, к тому же, изменялся на протяжении веков. В Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой в XIV–XVII веках этноним «росс»-«русин»-«руський» служил для обозначения региональной и/или конфессиональной принадлежности в рамках более широкой государственно-политической общности. В Московском же государстве и выросшей из него Российской империи слово «русский» стало обозначать прежде всего территориальную и политическую принадлежность к России, подданство.
Русы/россы/русины, жившие в разных областях заселенного ими обширного региона, с времен Киевской Руси подвергались разнообразным этнокультурным и политическим влияниям: балто-германскому на северо-западе, западнославянскому на западе и юго-западе, тюркскому на юге, угро-финнскому и тюрко-монгольскому на северо-востоке. Диверсификация рассматриваемой этнической общности — в принципе, не единой с самого начала, т. к. жители древнерусского государства, как известно, принадлежали к разным племенам — постепенно привела к формированию трех восточнославянских народов: русского, украинского и белорусского. Важно отметить, что процесс образования соответствующих наций во всех трех случаях начался относительно поздно и в определенном смысле не завершен и по сей день. И без того запутанный вопрос о происхождении Руси-России, Украины и Белоруссии, также как этнонимов «русин», «русский», «украинец», «белорус» и т. п., осложнен преднамеренной идеологизацией [6] . Автор данной статьи, говоря о восточнославянском (православном и грекокатолическом) населении Галиции, Буковины и Закарпатья, использует преимущественно этноним «русины», поскольку он наиболее нейтрален с политико-идеологической точки зрения. Кроме того, именно так (по-немецки Ruthenen) именовали представителей этого народа в империи Габсбургов.
До середины XIX века национальное движение восточных славян в Австрийской империи нельзя рассматривать как самостоятельный социально-политический фактор. Мы можем говорить лишь о скромных достижениях грекокатолической (униатской) церкви и нарождающейся русинской интеллигенции в сфере народного образования, а также в развитии местной письменности и литературы. Для немногочисленных (в силу низкого уровня грамотности) русинских читателей под патронажем униатской церкви издавалась богослужебная и иная литература на так называемом «славянорусском» языке. Это было наречие, имевшее немного общего с живой речью русинов, по сути дела, церковнославянский язык с вкраплениями местной лексики, которое активисты украинского национального движения позднее назвали «язычьем». Из среды священников и богословов вышли первые галицийские публицисты и просветители [7] .
В 1836 году Маркиан Шашкевич, учившийся в грекокатолической семинарии во Львове, написал трактат, в котором доказывал, что русинские тексты надо записывать кириллицей, и критиковал попытки использовать для этой цели латиницу, руководствуясь правилами польской орфографии. Шашкевич вместе с Иваном Вагилевичем и Яковом Головацким (так называемая «руська», или «галицька трiйця») издали сборник «Русалка Днiстровая». В него вошли народные песни, баллады, собственные рассказы Шашкевича и переводы с сербского и чешского. Это была первая публикация на языке, приближенном к разговорным русинским (западноукраинским) диалектам и использовавшая не церковнославянскую азбуку, а светский кириллический шрифт («гражданку»). Вообще вопрос о кодификации местных диалектов и создании на их основе литературного языка деятели национального возрождения в Галиции, Буковине и Закарпатье считали одним из важнейших вплоть до конца XIX столетия.
Революция 1848–1849 годов дала сильнейший толчок национальным движениям всех народов, находившихся под властью Габсбургов. В марте 1848 года в результате массовых выступлений в Вене был свергнут режим канцлера Клеменса Меттерниха. Волнения перекинулись в провинции. Галицийские поляки создали Раду Народoву (Национальный совет), потребовавший от императорского правительства широкой автономии. Иерархи грекокатолической церкви и немногочисленная русинская интеллигенция видели в подъеме польского движения в Галиции угрозу своим интересам. К тому времени между польским и русинским населением в этой провинции сложились весьма напряженные отношения — впрочем, причины напряженности были скорее социальные, чем национальные. Когда в 1846 году в Кракове вспыхнуло восстание, инспирированное польскими революционерами — выходцами из шляхетской среды, окрестные галицийские крестьяне поднялись против помещиков, оказавшись фактически союзниками австрийского правительства. «Галицийская резня» унесла жизни более чем двух тысяч польских землевладельцев и членов их семей. В некоторых округах, например Тарновском, было разграблено и сожжено почти?90%?поместий [8] . Власти наказали особо жестоких участников этой «жакерии», но некоторые ее лидеры получили поощрения и даже награды.
Габсбургское правительство дало понять, что готово использовать национальные и социальные противоречия в Галиции в своих политических интересах. Губернатор Галиции граф Франц Штадион, пытаясь воспрепятствовать превращению Галиции в «польский Пьемонт» [9] — плацдарм, с которого могло бы начаться восстановление независимого польского государства, поощрял русинское движение. Как отмечает украинско-канадский историк Орест Субтельный, Штадион «всячески привлекал и поддерживал... пугливую западноукраинскую элиту, надеясь использовать ее как противовес более агрессивным полякам» [10] . Не без его поддержки была создана Головна руська рада (Главный русинский совет) во главе с грекокатолическим епископом Григорием Яхимовичем. Во Львове начала выходить газета «Зоря галицька».?15?мая 1848 года она опубликовала обращение Рады, поддержавшей конституционную реформу императора Фердинанда I. В обращении выдвигались требования административной автономии и свободного развития национальной культуры и языка для русинов Галиции — «части великого русинского (руського) народа, который говорит на одном языке и насчитывает 15 миллионов человек» [11] .
Манифест Головной рады считается первым официальным документом, в котором проводится идея общности русинского населения габсбургской монархии и народа Украины-Малороссии, входившей в Российскую империю. Но ни в этом, ни в последующих документах и изданиях Рады, просуществовавшей до 1851 года, мы не найдем названия «Украина» и «украинцы». Лидеры Рады старательно подчеркивали, что представляют только русинов, Ruthenen, народ, отличный как от русских (Russen), так и от поляков, не давая повода заподозрить восточнославянское население провинций, граничащих с Россией, ни в ирредентизме [12] , ни в поддержке польского движения. Одновременно с Радой в Галиции возник Руський собор, организация, которая пропагандировала идею тесного русинско-польского сотрудничества, фактически объявив русинов поляками, исповедующими католицизм восточного (греческого) обряда. Орган Собора — газету «Дневник руський» — редактировал один из членов «галицкой троицы» Иван Вагилевич. Собор, не получивший, впрочем, такой популярности, как Рада, был поддержан поляками.
Представители Головной рады, где преобладали иерархи униатской церкви, при определении русинской идентичности тоже прибегали к религиозной аргументации. Они подчеркивали, что, несмотря на общие культурные корни и языковую близость, русинов не следует отождествлять с русскими (великороссами) — приверженцами православия, т. е., в глазах католиков и униатов, «схизматиками». Интересы русинов до поры до времени совпадали с интересами Вены — возможно, поэтому габсбургская политика по отношению к ним была достаточно либеральной. В 1847 году в Галиции увидело свет 32 русинских издания, в 1848 году — уже 156 (правда, этот рекорд не был побит в течение последующих 30 лет) [13] . Помимо «Зори галицькой», издававшейся до 1857 года, стали выходить и другие русинские периодические издания. Быстро росла сеть русинских начальных школ, на философском факультете Львовского университета открылась кафедра русинского языка и литературы.
В годы революции 1848–1849 годов русинское население сохраняло верность габсбургской монархии. Пророссийские настроения распространились среди части русинов после того, как в Галицию, Буковину и Закарпатье прибыли войска, посланные Николаем I в помощь Францу Иосифу I для подавления венгерской революции. Однако воодушевление, с которым местные жители встречали русскую армию, не помешало известному русинскому активисту из Закарпатья Адольфу Добрянскому, избранному в 1848 году в венгерский парламент, решительно отвергнуть обвинения в панславизме. «Венгерская свобода нам милее русского самодержавия, так же как мягкий климат Венгрии предпочтительнее сибирской зимы», — заявил он [14] . Постепенно жесткая, направленная на ассимиляцию этнических меньшинств политика венгерских властей — и в годы революции?1848–1849 годов, и после образования в 1867 году двуединой Австро-Венгрии, — оттолкнула от Будапешта некоторых лидеров русинского национального движения, сделав их убежденными русофилами (тот же Добрянский позднее эмигрировал в Россию). Одновременно крепло и мадьяронское направление, сторонники которого считали ассимиляцию русинов способом приобщения к более развитой венгерской культуре и не имели ничего против того, чтобы их народ превратился в «венгров грекокатолической веры».
Итак, революционный подъем 1848–1849 годов способствовал тому, что культурно-просветительская деятельность русинской интеллигенции Галиции, Буковины и Закарпатья организационно оформилась и превратилась в национально-политическое движение. В нем конкурировали два течения: одно было лояльно Габсбургам, другое, «москвофильское», — ориентировалось на Россию. (Полонофильство активистов «Руського собора» постепенно почти сошло на нет.) К 70–80-м годам среди русинских активистов, прежде всего среди молодежи, начали быстро распространяться украинофильские взгляды. Представителей этого направления называли «народовцами». Отвергая возможность компромисса с галицийскими поляками, они не могли принять главной идеологемы «москвофилов», считавших русинов частью русского народа. «Народовцы» отождествляли местных русинов с украинцами-малороссами, настаивая на том, что те и другие являются единым этносом, который языком и культурой отличается от русского. Теперь формирование русинской национальной идентичности зависело от успеха реализации того или иного национально-политического проекта. В основе же каждого из этих проектов лежало определенное — русское или украинское — толкование происхождения русинов и их этнокультурной идентичности.
Заметное влияние на конкуренцию «москвофилов» и «народовцев» оказывала и национальная политика габсбургского правительства, а также политика царской России по отношению к украинскому национальному движению, зарождавшемуся в Малороссии. В начале своего правления Александр II придерживался умеренно либерального курса и не притеснял всерьез малоросских «украинофилов». Но позднее, после разгрома январского восстания?1863–1864 годов, охватившего не только Царство Польское, но и часть территории Литвы и Белоруссии, Петербург перешел к жестким репрессивным мерам против активистов, пропагандировавших украинский язык и культуру. В 1876 году был издан «Эмсский указ», запрещавший на территории империи издавать литературу на украинском языке. Однако «политика властей в украинском вопросе страдала отсутствием сколько-нибудь основательной деятельности не репрессивного свойства. Властям не удалось наладить эффективной системы начального обучения на русском, эффективно использовать другие доступные им инструменты ассимиляции» [15] . Поскольку мероприятия по русификации были малоуспешными, социальную базу украинского движения на территории империи ликвидировать не удалось.
Репрессивный курс русского правительства способствовал тому, что центр украинского национального движения переместился в Галицию. В разные годы туда перебрались, в частности, такие деятели, как Михаил Драгоманов, Михаил Грушевский и Дмитрий Донцов. Как отмечал Драгоманов в своих «Письмах на Надднепрянскую Украину», «российские украинцы вступают в более тесные связи с австрийскими, появляются в Буковине и Венгерской Руси (Закарпатье), где раньше не ступала нога украинофила, создаются украинские библиотеки в Вене, в Черновцах, заносятся многочисленные украинские книги в Венгерскую Русь, где их раньше никто не видел» [16] . Достаточно либеральная политика австрийских властей не препятствует возникновению украинских просветительских и научных обществ («Просвита», Общество имени Тараса Шевченко), которые быстро расширяют круг своей деятельности. Появляются кооперативы и общества взаимного кредитования. Так, львовское общество «Просвита» к 1906 году имело?39?филиалов в Восточной Галиции. С 1869 по 1914 год оно открыло 1 700 читален и издало 82 наименования книг общим тиражом 655 тыс. экземпляров [17] .
В последние годы XIX века набирающее силу галицийское украинофильство окрашивается в отчетливо левые, социалистические тона, что добавляет ему популярности, главным образом в среде интеллигенции и молодежи. В 1890 году возникает Украинская радикальная партия, среди основателей которой был классик украинской литературы Иван Франко. Пять лет спустя один из активистов этой партии Юлиан Бачинский издает свое сочинение «Украiна irredenta» («Независимая Украина»), в котором впервые открыто провозглашается идея политической независимости украинского народа. Бачинский заявляет, что эта идея «обретает поддержку среди галицко-украинской интеллигенции и пролетариата» [18] . Работа Бачинского — кстати, называвшего себя марксистом — оценивается многими сегодняшними украинскими историками как «один из кирпичиков, которые должны быть положены в основу государственного строительства Украины, творчески использованы в ходе формирования суверенного украинского государства в современных условиях» [19] . В 1900 году во Львове была издана брошюра уроженца Украины-Малороссии, российского подданного Николая Михновского «Самостійна Украiна», в которой выдвигалась радикальная программа создания «одной, единой, неделимой, свободной, самостоятельной Украины от Карпат до Кавказа» [20] .
Идеи создания независимого украинского государства угрожали целостности как империи Романовых, так и монархии Габсбургов, поэтому не могли не тревожить не только русские, но и австрийские власти. Но все же для Петербурга распространение этих идей представляло собой куда бoльшую опасность, чем для Вены, хотя бы потому, что в составе Российской империи находилась значительно бoльшая часть земель с украинским населением, нежели в составе Австро-Венгрии. Заметим, что, в отличие от России, в монархии Габсбургов, по крайней мере в австрийской ее части, к которой относились Галиция и Буковина, не было доминирующего, «титульного» этноса; правящая династия, немецкая по языку и культуре, ассоциировала себя не с немцами или каким-то другим из народов империи, а с империей в целом. Национальная политика габсбургских властей (в «большой» Австрии [21] , но не в Венгрии!) не была репрессивной, но при этом Вена умело играла на противоречиях между польским и украинским национальными движениями.
В России же, и в правящих кругах империи, и среди части русской общественности, при трех последних царях «распространялось мнение, что государственный бюрократический аппарат (прежде всего в западных регионах империи. — Я. Ш.) призван постоянно выполнять миссию защитника русского народа от угрозы денационализации и экономической эксплуатации со стороны поляков, немцев и других народов» [22] . Поскольку украинцы и белорусы согласно официальной идеологии тоже считались частью русского народа, «борьба с денационализацией» в украинских и белорусских землях зачастую оборачивалась русификацией. Как уже было сказано, ассимиляционная политика российских властей не отличалась ни гибкостью, ни последовательностью. Поэтому она была обречена на неудачу — при том что «противник» был не так уж страшен: и украинское, и белорусское национальные движения вплоть до начала ХХ века были представлены относительно небольшими группами местной интеллигенции и разночинной молодежи. Вопрос о пробуждении национального самосознания крестьянского большинства, о том, сформируется ли национальнальная идентичность на основе локальной или региональной, по-прежнему оставался открытым.
И украинофильство, и русофильство в Галиции, Буковине и Закарпатье стали факторами внутренней политики не только габсбургской империи, но и империи российской. По мере ухудшения отношений между Россией и Австро-Венгрией (главным образом из-за столкновения их интересов на Балканах) обеим державам приходилось все больше считаться с этими течениями. В конце ХIХ — начале?ХХ века абсолютное большинство галицийских и буковинских украинофилов было лояльно австрийским властям и императорскому дому. Их ближайшей политической целью было предоставление административной и культурной автономии восточной части Галиции, где преобладало русинское население, а своим основным противником они по-прежнему считали местных поляков. Как справедливо отмечает американский историк Тимоти Снайдер, «для украинских активистов поляки были образцом, правителями и соперниками. Образцом — в том, как им удалось добиться значительной автономии в рамках Австрии. Правителями — поскольку... власть была сосредоточена в их руках: более 90 процентов высших административных постов в Галиции находилось в руках поляков. Они были соперниками, так как польские политические силы, связанные с современным национализмом, такие как национал-демократы, стремились к распространению польской культуры в качестве единой национальной по всей Галиции» [23] .
Иван Франко настаивал на том, что поляки «должны раз и навсегда отказаться от мысли о воссоздании “исторической” Польши на непольских землях и принять, как принимаем и мы, идею этнической Польши» [24] . Добиться этого было непросто, поскольку в 1867–70 годах императорское правительство сделало несколько важных уступок галицийским полякам, объединив западную часть Галиции (где преобладало польское население) с восточной (с преобладанием русинов) и одобрив ряд мер, предусматривавших полонизацию системы высшего образования в провинции. С 1869 года польский язык пользовался в Галиции статусом официального (Landessprache). Поскольку вплоть до начала ХХ века политические интересы галицийских поляков представляли выходцы из рядов крупной земельной аристократии, «социально близкой» императорскому двору и австрийским аристократам, польское политическое влияние в Вене было несравнимо более сильным, чем русинское [25] .
У украинского движения в Галиции, Буковине и Закарпатье был и другой заметный соперник: русофильское течение в этих провинциях насчитывало в своих рядах тысячи активистов, располагало собственной сетью научно-просветительских обществ и культурных центров. В последней четверти XIX века влияние сторонников «язычья» с его церковнославянской основой все еще было сильно в среде русофилов, но постепенно большинство из них склонялось к использованию русского языка, по крайней мере в письменных текстах. Австрийские власти относились к «москвофилам» куда жестче, чем к украинским активистам, видя в них агентов влияния России. Действительно, Петербург оказывал поддержку русофильским кругам в Галиции — в частности, финансируя издававшуюся во Львове газету «Слово». Однако мы должны вслед за российским историком Алексеем Миллером признать, что «высокопоставленные чиновники… от газеты ждали не столько усиления русского влияния в Галиции, сколько противодействия украинофильству в Юго-Западном крае... Планы аннексии Галиции никогда не исчезли окончательно с повестки дня в Петербурге, но было бы ошибкой полагать, что они были приоритетны и что Россия была готова воспользоваться любой возможностью для их осуществления» [26] .
Репрессии против русофилов, в частности процесс над несколькими активистами пророссийской ориентации в Галиции в начале 80-х годов, и значительная активизация украинофильства («народовецтва») привели к постепенному ослаблению «москвофильской» ориентации в русинском движении. Многие пророссийски настроенные галичане эмигрировали в Россию, в то время как украинофилы, наоборот, перебирались из Малороссии в Галицию, вливаясь в местное украинское национальное движение. И хотя вплоть до Первой мировой войны «москвофильство» оставалось заметным фактором в жизни региона, уже с начала ХХ столетия, а особенно после 1907 года, когда в Галиции было введено всеобщее избирательное право, «москвофилы» в своем противостоянии «народовцам» вынуждены были искать союзников. Союзники эти оказывались порой неожиданными: так, в ходе предвыборной кампании 1907–1908 годов активисты из пророссийских кругов в Галиции сотрудничали с польскими национал-демократами и местной консервативной польской администрацией.
Следует, однако, отметить, что острота национального вопроса в Восточной Галиции, Буковине и Закарпатье была неодинаковой. На рубеже XIX–XX веков в Буковине постепенно сложилось гармоничное равновесие между различными этническими общинами. Это положение было закреплено избирательной реформой 1911 года, согласно которой каждой общине было обеспечено пропорциональное представительство в местном законодательном собрании (не считая мест, «разыгрывавшихся» на свободных всеобщих выборах). Буковинская избирательная система рассматривалась как возможная модель решения национальных проблем в других полиэтничных провинциях Австро-Венгрии.
В Закарпатье национальной самобытности русинов серьезно угрожала политика мадьяризации, проводимая венгерским правительством и поддержанная мадьяронами. Если в 1907 году в Закарпатье было 23 начальные школы с обучением только на русинском языке, то уже в следующем году все они были закрыты, сохранились лишь 34 двуязычные (русинско-венгерские) школы [27] . В остальном система образования была полностью мадьяризована. С 1898 года в Будапеште действовал лоялистский Народный комитет венгров грекокатолического исповедания. Но наряду с движениями мадьяронской, прорусской и украинофильской ориентации в Закарпатье существовали и сторонники самостоятельной идентичности местных русинов, не тождественной ни великорусской, ни украинской, ни венгерской. Один из лидеров этого течения, Августин Волошин, в 1909 году жаловался на то, что «ужасные недуги украинизма и радикализма, распространившиеся в Галиции, привели к расколу и оттолкнули русина от его церкви, его языка и даже от самого русинского имени» [28] .
В Галиции в начале 1908 года были обнародованы результаты выборов в местное законодательное собрание (ландтаг, или сейм), принесшие неожиданный успех русофильским партиям — при том что несколькими месяцами ранее на выборах в Имперский совет (рейхсрат) убедительную победу одержали украинофилы. Активисты украинского движения обвинили власти в фальсификации итогов голосования. Конфликт обернулся трагедией: 12 апреля 1908 года украинский студент Мирослав Сичинский застрелил императорского наместника в Галиции, польского аристократа Анджея Потоцкого. Межэтническое и политическое напряжение в регионе нарастало. Этому способствовало и дальнейшее ухудшение отношений между Австро-Венгрией и Россией после боснийского кризиса?1908–1909 годов [29] . Украинское движение в Галиции все сильнее смещалось на антирусские и одновременно лоялистские, прогабсбургские позиции. Его лидеры рассчитывали, что победа Австро-Венгрии, выступавшей в союзе с Германией, в возможной войне против России могла бы привести к образованию украинского государства — или, по крайней мере, к предоставлению украинцам широкой национальной автономии под скипетром Габсбургов. Поэтому в заявлении, принятом в декабре 1912 года по итогам совещания представителей украинских политических сил Галиции, прямо говорилось: «Во имя будущего украинского народа по обе стороны границы в случае войны между Австрией и Россией вся украинская община единодушно и решительно встанет на сторону Австрии против Российской империи как величайшего врага Украины» [30] .
Перед войной активизировалось и прорусское движение. В ответ власти Австро-Венгрии ужесточили преследования. В начале 1914 года в Венгрии перед судом предстали несколько русинских активистов «москвофильского» направления. В качестве одного из свидетелей защиты на процессе выступал известный русский думский политик, представитель правых граф Владимир Бобринский. Он использовал свою поездку для поддержки русофильских настроений в Австро-Венгрии и для популяризации российской позиции в вопросе о Галиции, Буковине и Закарпатье. В интервью одной из французских газет Бобринский заявил, что среди русинов «не нужно вести пропаганду. Они сами знают, что они русские» [31] . Конечно, это было не совсем так: определенная часть русинского населения действительно считала себя русскими, но никак не меньшая доля отождествляла себя с украинцами; наконец, немало было тех, кто так и не определился с этнической самоидентификацией. Собственно, одна из основных проблем национального самоопределения коренного населения Восточной Галиции, Буковины и Закарпатья как раз и заключалась в том, что этот процесс был чрезвычайно политизирован и осложнен вмешательством как австрийской и венгерской политических элит, так и России, т. е. внешних по отношению к данному региону сил. Все это в конечном итоге привело к трагедии, разыгравшейся в здесь в годы Первой мировой войны.
В 1914–1916 годах Галиция стала одним из основных театров военных действий. В августе-сентябре 1914 года захлебнулась попытка австро-венгерского наступления в глубь территории России, затем русские войска нанесли контрудар, в результате которого ими была занята большая часть Галиции и Буковины. Российская оккупационная администрация ограничила преподавание на украинском языке, приняла определенные меры против украинских активистов и против униатской церкви, рассматривавшейся как проводник австрийского влияния. В частности, был интернирован, а затем выслан в Россию, где находился до весны?1918 года, грекокатолический митрополит, выдающийся церковный и культурный деятель Андрей Шептицкий. Однако репрессивные меры, применяемые Россией, не идут ни в какое сравнение с теми преследованиями, которым австро-венгерские власти подвергли истинных и мнимых «москвофилов». Волны репрессий прокатились по Галиции, Буковине и (в меньшей степени) Закарпатью сначала во время отступления габсбургских войск, а затем — после того как при поддержке своего германского союзника Австро-Венгрия в 1915 году вытеснила русских с большей части территории, занятой ими годом ранее. Были приведены в исполнение сотни смертных приговоров, вынесенных военно-полевыми судами за сотрудничество с русскими войсками и администрацией. Тысячи людей, в том числе старики, женщины и дети, были депортированы в концентрационные лагеря Талергоф (в районе г. Грац в Австрии) и Терезиенштадт (ныне Терезин в Чехии). По разным данным, в 1914–1917 годах в Талергофе содержалось от?15?до 30 тыс. человек, не менее трех тысяч узников умерло [32] . Только в мае?1917 года новый император Карл I, к его чести, отдал распоряжение закрыть талергофский лагерь, запятнавший репутацию габсбургской монархии в последние годы ее существования.
События первых двух лет Первой мировой войны оказали глубокое негативное влияние на русинское (западноукраинское) общество. Репрессии, как австро-венгерские, так и русские, сопровождались уже не просто взаимными нападками украинофильских и русофильских активистов, но массовой выдачей национально-политических противников военным властям противоборствующих держав. В 1915 году вместе с отступающими русскими войсками Галицию и Буковину покинули и активные «москвофилы» с семьями — всего более 25 тыс. человек. Австро-венгерские репрессии довершили дело: пророссийское политическое движение в Галиции, Буковине и Закарпатье практически сошло на нет. Свою роль, конечно, здесь сыграли и революционные события 1917-го и последующих лет в России: православная империя Романовых перестала существовать, а вместе с ней исчез политический и культурный центр притяжения для галицких и буковинских русофилов, т. к. Россия большевистская вызывала уже совсем другие чувства...
Что касается украинского движения в Галиции и Буковине, то оно весьма активно содействовало военным усилиям габсбургской монархии. Уже в первые дни войны во Львове с разрешения австрийских властей была создана Головна украiнська рада (Главный украинский совет). Тогда же группа украинских активистов — эмигрантов из Российской империи организовала Союз визволення Украiни (СВУ, Cоюз освобождения Украины). В мае 1915 года Головна рада была преобразована в Загальну украiнську раду (Всеобщий украинский совет), в состав которой вошли 24 представителя Галиции, 7 — Буковины и 3 активиста СВУ. Ведущую роль в Раде играли депутаты австрийского парламента Кость Левицкий и Микола Василько [33] . Программа-максимум, которой руководствовались эти деятели, была сформулирована в одной из украинских пропагандистских брошюр, изданных в Вене в 1915 году: «Все украинцы, которым не затыкает рот кулак русского самодержавия, высказались не иначе как за создание или восстановление независимого украинского государства. <...> Ясно, что в момент распада России возникло бы независимое украинское государство. Украина слишком велика для того, чтобы ее можно было бы присоединить к Австрии или к другому государству» [34] . По призыву Рады был создан Легион украинских сечевых стрельцов, воевавший в составе 25-го корпуса австро-венгерской армии. Около 28 тыс. добровольцев зарегистрировались для записи в «сечевики», но австрийское командование ограничило их численность лишь двумя с половиной тысячами [35] .
Основными соперниками украинских националистов выступали активисты польского национального движения. Поляки блокировали требование украинцев о разделении Галиции и предоставлении ее восточной части широкой автономии. Польская элита Галиции связывала с ожидаемой победой Германии и Австро-Венгрии надежды на восстановление независимой Польши. И действительно, начиная с 1915 года, когда немецкие войска заняли бoльшую часть Царства Польского, входившего в состав Российской империи, лидеры блока Центральных держав обсуждали вопрос о будущем устройстве польского государства. Не исключалось, что править им будет монарх из династии Габсбургов или Гогенцоллернов. Официально о восстановлении Польского королевства было объявлено совместным австро-германским манифестом 5 ноября 1916 года. Решение вопроса о границах этого государства и о том, кто его возглавит, откладывалось на послевоенный период. Днем ранее Франц Иосиф I подписал указ о предоставлении автономии Галиции — без ее разделения, что означало закрепление политического господства поляков во всей провинции.
Решение Вены вызвало бурные протесты украинских активистов. Уже 6 ноября Загальна украiнська рада приняла резолюцию, в которой выражалось недовольство тем, что условия предоставления автономии не обсуждались с представителями украинского народа и что правительство нарушило обещания, данные ряду галицко-украинских лидеров, — о том, что Галиция будет разделена на две провинции [36] . Загальна рада провозглашала, что отныне для достижения своих политических целей украинское движение в Австро-Венгрии будет опираться прежде всего на собственные силы. Произошли изменения в руководстве Рады: ее возглавил соперник К. Левицкого, Евген Петрушевич. В последние два года существования габсбургской монархии украинское движение постепенно радикализировалось. Это заметно в первую очередь по выступлениям галицко-украинских депутатов рейхсрата, вновь созванного молодым императором Карлом I?весной 1917 года. Впрочем, полный разрыв украинофилов с Веной произошел лишь тогда, когда монархия Габсбургов фактически перестала существовать.
7 (20) ноября 1917 года в Киеве была провозглашена Украинская народная республика (УНР), поначалу в качестве автономной в составе России. 25 января?1918 года правительство республики, Центральная рада, объявило о полной независимости Украины. В марте 1918 года большевистское правительство России заключило Брестский мир с державами Центрального блока. Статья 6 этого договора означала признание независимости новообразованного украинского государства, хотя де-факто Рада лишь частично контролировала территорию, на которую претендовала. Положение украинских активистов в Австро-Венгрии стало несколько двусмысленным: ведь Восточная Галиция, важнейший центр украинского национального движения, оставалась в составе монархии Габсбургов, власти которой не рассматривали возможность передачи этой провинции Украине. Многие галицийские деятели устремились в УНР, чтобы принять участие в работе ее государственных институтов. Однако перипетии военно-политической борьбы привели к расколу украинского движения. Так, «сечевые стрельцы» поддержали Центральную раду в борьбе с прогерманским режимом гетмана Скоропадского, пришедшего к власти весной 1918 года. Позднее, в ходе Гражданской войны на Украине, части, имевшие опыт боевых действий в составе австро-венгерской армии, оказались едва не самыми боеспособными соединениями войск Директории — украинского правительства, возглавляемого Симоном Петлюрой, которое вело войну одновременно с большевиками, белогвардейцами и — до весны 1920 года — с Польшей.
Осенью 1918 года, когда поражение в войне и внутренний кризис привели к неконтролируемому распаду Австро-Венгрии, украинские активисты в Галиции были готовы к тому, чтобы взять власть в провинции. 1 ноября во Львове была провозглашена Западно-Украинская народная республика (ЗУНР), которая должна была включать в себя не только Восточную Галицию, но и часть Буковины и Закарпатье. В перспективе предусматривалось воссоединение ЗУНР с Украинской народной республикой. Это вызвало ожесточенное противодействие поляков, которые хотели включить всю Галицию в состав новой независимой Польши. Началась польско-украинская война, которая продлилась несколько месяцев. Она унесла жизни в общей сложности около 25 тыс. человек. В результате боевых действий 1918–1920 годов и передела территорий по итогам трех войн — Первой мировой, Гражданской и советско-польской, Галиция и часть Буковины оказались в составе Польши, другая часть Буковины отошла к Румынии, а Закарпатье — к Чехословакии. В 1940 году Закарпатье было ненадолго присоединено к Венгрии, а после Второй мировой войны и нового пересмотра границ в Центральной и Восточной Европе практически все русинские (западноукраинские) земли, бывшие до 1918 года под властью австро-венгерской монархии, вошли в состав Украинской ССР. Но эти события выходят за рамки данной статьи.
Пребывание под скипетром Габсбургов, в их многонациональной и мультикультурной империи, оказало большое влияние на развитие украинского национального движения и самосознания. Но вряд ли было бы правильно рассматривать формирование украинской нации как процесс с предопределенным результатом. Современная нация, по определению М. Гроха, это «крупное сообщество людей, равных между собой и соединенных комбинацией связей, которые зачастую формировались столетиями — языковых, культурных, политических, географических, хозяйственных и прочих» [37] . Украинская нация не была чем-то заранее данным — неверно думать, что для «пробуждения» соответствующей идентичности у миллионов людей требовались лишь усилия небольшой группы национально ориентированных активистов. «Проект Украина» формировался в процессе перехода от традиционного аграрного общества к обществу современного типа на огромной культурно и исторически неоднородной территории, которая к тому же со второй половины XVII века находилась под властью нескольких держав: Московского государства и его преемницы — Российской империи, Речи Посполитой и империи Габсбургов.
Случилось так, что именно на территории последней во второй половине?XIX — начале XX столетия сложились условия, наиболее благоприятные для развития украинского национального движения. Украинская идентичность конкурировала с альтернативными национально-культурными и государственно-политическими проектами: малороссийской региональной идентичностью в рамках «общерусской» национальной и государственной идентичности; ее зеркальным отражением — украинской идентичностью в рамках идентичности «общепольской»; русской идентичностью для русинов Галиции, Буковины и Закарпатья и, наконец, самостоятельной русинской идентичностью, отличной как от польской и русской, так и от украинской [38] . То, что украинский вариант национального строительства оказался наиболее успешным, стало результатом комбинации целого ряда исторических факторов. Особую роль сыграло сочетание умеренной национальной политики Габсбургов в Галиции и жесткой — Романовых на Украине-Малороссии.
Участие в политической жизни Австро-Венгрии на уровне рейхсрата, законодательных собраний Галиции и Буковины, органов местного самоуправления позволило представителям украинского национального движения и их электорату приобрести ценный демократический опыт. Но не следует забывать о том, что австрийские власти умело пользовались принципом «разделяй и властвуй». Национальная политика Габсбургов, с одной стороны, способствовала росту межэтнической напряженности в отношениях между украинцами и поляками, с другой — не препятствовала ожесточенной борьбе украинофилов и русофилов в русинском движении (при этом власти поддерживали первых). Во время Первой мировой войны и позднее тлеющие конфликты, возникшие в предыдущие десятилетия, привели к трагедиям. В годы Второй мировой Западная Украина стала печально знаменита не только геноцидом евреев, который осуществляли нацистские оккупанты и их местные пособники, но и жестким противостоянием партизан Украинской повстанческой армии и польской Армии Крайовой, в ходе которого обе стороны, но прежде всего УПА, прибегали к этническим чисткам. Трагическим заключительным аккордом стали первые послевоенные годы, когда запад УССР и юго-восток Польши превратились в арену массовых репрессий и депортаций, организованных новыми коммунистическими властями.
Бурная история региона после 1918 года во многом способствовала тому, что габсбургская эпоха с ее долгими десятилетиями мира, поступательным экономическим развитием (хотя Галиция, Буковина и Закарпатье относились к числу наименее развитых провинций империи) и относительной внутриполитической стабильностью стала в исторической памяти жителей нынешней Западной Украины своего рода «золотым веком». Габсбургское наследие Украины, однако, нуждается не в идеализации, а в тщательном и по возможности непредвзятом изучении. Безусловно, оно в какой-то мере оказывает влияние и на современную ситуацию на западе Украины, определяя политические предпочтения, социально-психологические стереотипы и культурную специфику региона. Без особого преувеличения можно сказать, что пестрота и многообразие современной Украины сближают ее с давно исчезнувшей дунайской монархией. Удастся ли сегодняшним украинцам сохранить это многообразие, не пожертвовав национально-государственным единством, покажет время. Во всяком случае жителям и запада, и востока Украины следовало бы помнить о простом и мудром девизе, начертанном на гербе Франца Иосифа I, — «Viribus unitis» («Соединенными усилиями»).
[1] Хотя в 1809 году северо-западные районы Галиции были включены в состав созданного Наполеоном герцогства Варшавского, а в 1815 году, по решению Венского конресса, — в состав Королевства Польского, ставшего частью Российской империи, Габсбурги сохранили за собой большую часть территории провинции.
[2] Цит. по: Magenschab H. Josef II. Revolucionar? Boz?i milosti. Praha, 1999. S. 104.
[3] Она, впрочем, не была исключительно мадьярской в языковом отношении: до 1844 года в Венгрии основным языком судопроизводства, парламентских дебатов, административных актов и т. п. оставалась латынь. На этом языке был написан и первый научный труд, посвященный славянам Закарпатья, — трактат придворного библиотекаря А. Ф. Коллара «О происхождении, истории и жизни русинов Венгрии» (1749).
[4] Грох М. От национальных движений к полностью сформировавшейся нации: процесс строительства наций в Европе // Нации и национализм. М.: Праксис, 2002. С. 123.
[5] Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Изд-во МГУ, 1988. С. 58.
[6] Вопрос о происхождении названий «Россия», «Украина», «русские», «малороссы», «украинцы» и др., а также об исторических, политических и идеологических перипетиях, сопровождавших использование этих историко-географических понятий и этнонимов, подробно рассматривается, например, в монографии: Мыльников А. С. Картина славянского мира: взгляд из Восточной Европы. Представления об этнической номинации и этничности?XVI–XVIII веков. СПб.: Петербургское востоковедение, 2000.
[7] Подробнее о роли униатской церкви см., например, в ст.: Химка I. П. Релігія й національність в Україні другої половини ХVIII–ХХ століть // Ковчег. Науковий збірник із церковної історії. Львів, 2004. Т. 4. С. 55–66.
[8] См.: Wandycz P. S. The Lands of Partitioned Poland, 1795 — 1918. Seattle & London, 1996. P. 135.
[9] Пьемонт — историческая область, сыгравшая главенствующую роль в объединении Италии.
[10] Субтельний О. Украiна: iсторiя. Киiв, 1993. Цит. по: http://www.unitest.com/uahist/subtelny/s53.phtml.
[11] Цит. по: Левицький К. Iсторія політичноi думки галицьких украiнцiв, 1848 — 1914. Львів, 1926. Ч. І. С. 21.
[12] Ирредентизм — стремление этнокультурного меньшинства к воссоединению с проживающей по другую сторону границы этнической общностью, которая во многих случаях является титульным для сопредельной стороны этносом.
[13] Magocsi P. R. A History of Ukraine. Seattle, 1998. P. 413.
[14] Pop I. Podkarpatska Rus. Praha, 2005. S. 78.
[15] Западные окраины Российской империи / Под ред. М. Долбилова, А. Миллера. М.: НЛО, 2006. С. 284.
Драгоманів М. Листи на Наддніпрянску Украіну. Коломия, 1894. Цит. по: www.ukrstor.com/ukrstor/dragomanov_listy4.htm.[17] Magocsi P. R. Op. cit. P. 442.
[18] Украiнська суспільно-политична думка в ХХ столітті / Ред. Т. Гунчак, Р. Солчаник. ?Нью-Йорк, 1983. Т. I. С. 33.
[19] Яртись А. Украiнська національна ідея в науково-теоретичній спадщині Юліана Бачинського // Вісник Львівського університету. Серія: філос. науки. 2002. Вип. 4. С. 318.
[20] Міхновський М. Самостійна Украiна. Львів, 1900. Цит. по: http://www.ukrstor.com/ukrstor/?mihnowskij-samostijnaukraina.html.
[21] С 1867 года империя Габсбургов была разделена на две части, пользовавшиеся большой самостоятельностью во внутренних делах: Венгерское королевство («земли короны св.?Стефана») и «земли, представленные в Имперском совете», в обиходе именовавшиеся Цислейтанией (т. е. «по эту сторону Лейта» — реки, разделявшей на одном из участков границы обе половины империи) или — условно — «Австрией». В состав «земель, представленных в Имперском совете», входили, кроме собственно Австрии, также Богемия, Моравия, Галиция, Буковина, нынешняя Словения и некоторые другие территории. Обе части империи, помимо особы монарха, объединяла единая армия и внешняя политика.
[22] Новак А. Борьба за окраины, борьба за выживание: Российская империя XIX в. и поляки, поляки и империя (обзор современной польской историографии) // Западные окраины Российской империи. С. 457.
[23] Snyder T. The Reconstruction of Nations. Pоland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569 — 1999. ?New Haven & London, 2003. P. 127.
[24] Цит. по: Rudnytsky I. L. The Ukrainians in Galicia under Austrian Rule // Austrian History Yearbook. 1967. Vol. 3. Pt. 2. P. 407.
[25] Так, польский аристократ, наместник в Галиции (1888) граф К. Бадени занимал в 1895–1897 годах пост премьер-министра австрийской части двуединой монархии, ?а сын другого галицийского наместника, граф А. Голуховский, был в 1895–1906 годах министром иностранных дел Австро-Венгрии.
Миллер А. «Украинский вопрос» в политике властей и русском общественном мнении ?(вторая половина XIX века). СПб.: Алетейя, 2000. С. 250–251.[27] Pop I. Op. cit. S. 98.
Magocsi P. R. Op. cit. P. 456.[29] Аннексия Австро-Венгрией в 1908 году Боснии и Герцеговины, которая управлялась габсбургской монархией с 1878 года, номинально оставаясь в составе Османской империи, вызвала дипломатический кризис европейского масштаба.
[30] Левицький К. Iсторія політичноi думки галицьких украiнцiв, 1848–1914. Львів, 1927. Ч. ІІ. С. 634.
[31] Цит. по: S?usta J. Sve?tova politika v letech 1871–1914. Praha, 1931. Sv. 6. S. 305.
[32] Подробнее о Талергофе см., напр.: Военные преступления Габсбургской монархии 1914–1917 гг.: Галицкая голгофа. Trumbull, Conn., 1964; Vavrik V. R. Terezin and Talerhof. ?New York, 1966; C?ervinka V. Moje rakouske z?alar?e. Praha, 1928; Kwilecki A. Lemkowie: Zagadnienie Migracji i Asymilacji. Warszawa, 1974, и др.
[33] Левицкий впоследствии подробно описал деятельность украинских организаций ?в Австро-Венгрии в своем многотомном труде: Левицький К. Історія визвольних ?змагань галицьких украiнців з часу світовоi війни. Львів, 1929–1930.
[34] Цегельский Л. Самостійна Украiна. Відень, 1915. С. 4, 9.
[35] Подробнее см.: Abbott P., Pinak E. Ukrainian Armies 1914–1955. Oxford, 2004. P. 7–8.
[36] См., напр.: Zahradnic?ek T. Jak vyhrat cizi valku. C?es?i, Polaci a Ukrajinci 1914–1918. Praha, 2000. S. 61.
[37] Hroch M. Na prahu narodni existence. Praha, 1999. S. 8.
[38] Отголоски этого национального проекта до сих пор слышны в Закарпатье, где во время переписи 2002 года более 10 тыс. человек настояли на том, чтобы их регистрировали как русинов, а не как украинцев.
http://www.strana-oz.ru/?numid=34&article=1405
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий